Зачем нам Сколково

Тимур Валеев

В редакции "Вечерки" прошел круглый стол, посвященный российской "Кремниевой Долине".

Наши гости: Борис Коробец, к. ю. н., зам. пред. Координационного совета по делам молодежи при Совете при Президенте РФ по науке, технологиям и образованию; пред. Совета молодых ученых и специалистов при Полномочном представителе Президента РФ в Центральном ФО; Анна Бухало, член Общественной палаты РФ, руководитель общественной организации "Молодая инновационная Россия"; Дмитрий Белоконев, вице-президент инновационного центра Академии медико-технических наук России; Иван Охапкин, выпускающий редактор русской версии журнала New Scientist; Лилия Анисимова, биолог, изобретатель биопрепарата для очистки среды от пестицидов и получения экологически чистых продуктов; Павел Катков, председатель Совета Российской государственной академии интеллектуальной собственности (РГАИС) по проблемам правовой охраны интеллектуальной собственности в сети Интернет; Евгений Павлов, менеджер по коммерциализации продуктов; Алексей Тимофеев, ведущий Игорь Настенко, руководитель сетевого вещания "Вечерней Москвы"; Тимур Валеев, зам. редактора отдела Спецрепортажа "Вечерней Москвы".

Тимур Валеев: У нас в стране преемственность власти. Основная идея предыдущего президента - о необходимости модернизации страны, построения экономики знаний; об инновациях он говорил весь свой президентский срок. Нынешний президент пока более сдержан...

Алексей Тимофеев: Да, чего нам ждать в будущем? Такого же инновационного ускорения, или будет какое-то замедление?

Анна Бухало: Инновационное развитие основано на создании и внедрении новых технологий. Мы вступили ВТО, это один из процессов, стимулирующих инновации. Ясно, что курс, который намечен, будет продолжаться.

Иван Охапкин: Процесс модернизации озвучивается и президентами и министрами. Но - не ощущается. По крайней мере, на низовом уровне. Говорить о чем-либо серьезном можно будет тогда, когда сами изобретатели почувствуют, что их изобретения востребованы, что бизнес их ждет. Но этого у нас пока нет.

Борис Коробец: Инновации - это не только технические новшества. Это все то новое, что делает нашу жизнь полезнее, приятнее и эффективнее. Есть еще, к примеру, социальные инновации. Когда мы платим штраф ГИБДД через интернет - это тоже инновация.

Дмитрий Белоконев: Не согласен! Инновация - это продукт либо технология, которые существенно меняют нашу жизнь. Обычные новшества - это не инновации, социальные инновации - отдельная история, они идут вторым эшелоном, о них вообще можно пока забыть. Мы говорим об экономике, потому что мы в полном минусе именно в сфере промышленного производства, в вопросах создания интеллектуальной базы, вывода продукта на зарубежный рынок.

Алексей Тимофеев: Вы все говорите о внедрении. Но для того, чтобы было что внедрить, надо же сначала это изобрести. Или у нас уже все изобретено, осталось только внедрять? Давайте спросим изобретателя. Лиля, что трудней - изобрести нечто или внедрить это изобретение?

Лилия Анисимова: Для нас трудным был этап внедрения. Когда мы вывели на рынок наш первый продукт, биопрепарат для очистки среды от пестицидов, нам стало ясно, что будущее - за биологическими стимуляторами роста растений, которые заменили бы минеральные удобрения, и теперь мы работаем над этим. Но уже сегодня несколько скисаем от одной мысли, каких усилий будет стоить довести этот продукт до прилавка - не забыли, как это было в первый раз.

Тимур Валеев: Лиля, а чем может вам помочь государство?

Лилия Анисимова: Налоговыми льготами на ввоз оборудования и материалов. К примеру, среди прочего нам нужны ферментеры, которые есть и на российском рынке, но у западных выше КПД. Государственный грант на получение международного патента нам бы тоже не помешал. Как и помощь в консолидации с международным научным сообществом. Например, в том формате, как сейчас пытается делать фонд "Сколково".

Дмитрий Белоконев: Добавлю: государство могло бы стимулировать компании, которые внедряют инновации. Об этом мы писали президенту и премьеру. А так наши предприятия ничего внедрять не хотят, их не заставишь: менеджмент старый, специалистов, которые были бы в состоянии оценить необходимые к внедрению инновации, у них нет.

Алексей Тимофеев: А вообще это нормально, что изобретателю Лиле приходится заниматься и рядом других проблем, далеких от изобретательства?

Анна Бухало: Не нормально. Но характерно для малого бизнеса с его ограниченными ресурсами. Если ты инноватор, а денег, чтобы платить специалистам, у тебя нет, приходится самому частично уходить в бизнес, чтобы внедрить свою разработку. А продвигать на рынок инновационный продукт очень трудно: там же никто еще не знает, что это такое.

Тимур Валеев: Наконец-то здесь было упомянут лейтмотив нашей беседы - "Сколково". Чтобы его развить, спрошу так: а зачем нам вообще это нужно? Мало нам наших наукоградов - Дубны, Троицка, Пущино, новосибирского "Академгородка"? Зачем стране ещё один дорогой инновационный проект, в чистом поле? Не лучше ли изменить качество управления и увеличить финансирование существующих наукоградов?

Борис Коробец: "Сколково" - это другие отношения между людьми, между бизнесом и учеными. Все-таки наши академгородки - это храмы чистой науки, "Сколково" же должен совместить научную составляющую с внедренческой.

Дмитрий Белоконев: В качестве общественной организации мы участвовали в каждом объявленном в стране конкурсе на проведение инновационных разработок. Писали и писали наши проекты, но всякий раз получали формальные отказы. И на своем опыте убедились: естественным путем ни один изобретатель у нас не может попасть ни в "Сколково", ни в любую другую венчурную компанию. Что такое "естественный путь"? Это когда изобретатель описал свое изобретение, отправил в венчурную компанию, там провели экспертную оценку и внедрили.

Анна Бухало: Дмитрий, так вы изобретатель или управленец? Что конкретно вы изобрели и что - внедрили? Вы говорите, что государство никак не помогает внедрению, тогда как же у вас это получилось?

Дмитрий Белоконев: Я внедрил свое изобретение и получил от этого прибыль. Но только от государства при этом я не получил поддержки ни-ка-кой. Хотя написал две с половиной тысячи писем с просьбой о помощи во все профильные министерства в каждом субъекте нашей большой федерации. И получил ровно две с половиной тысячи отписок.

Анна Бухало: Однако у меня и вот у Лили другой опыт - нам помогли. Уверена, что если ученый не может отстоять свою разработку, значит, мало он в нее верит.

Дмитрий Белоконев: О чем вы, какая еще вера? Он и не должен в нее верить или не верить - у него другие задачи. Какая разница, верил Джон Бардин в свой транзистор или долгими американскими ночами сомневался и кусал подушку? Существует объективная истина, она в том, что он реально совершил прорыв, огромный шаг вперед для всего человечества. И никуда не годится тот венчурный капиталист, который не сумел бы это осознать...

Алексей Тимофеев: Лиля, сколько раз вы обращались в министерства, чтобы внедрить свое изобретение?

Лилия Анисимова: Раз десять, как минимум.

Алексей Тимофеев: И кто вам реально помог?

Лилия Анисимова: Государство - в лице фонда Бортника и Росмолодежи, и частная компания, которая выступила инвестором.

Дмитрий Белоконев: Так я и не говорю, что таких примеров нет. Но могу предметно доказать, что в масштабах страны, в сравнении с ее реальным инновационным потенциалом это капля в море.

Анна Бухало: Хороша капля - у нас на всю страну четыре с половиной тысячи проектов, которые на стадии программы "Умник" поддержаны фондом Бортника. Вчерашние студенты, которые изобретают и умеют отстоять свою правоту.

Игорь Настенко: Если бы я был ученым, мое дело бы было придумывать, а не раскручивать свои придумки.

Алексей Тимофеев: Анна с тобой не согласна. Она говорит, что если ты не пишешь по две с половиной тысячи писем и не стучишься во все двери, ты вообще не инноватор.

Анна Бухало: Не путайте ученых и инноваторов. Ученые занимаются фундаментальными вещами, а инноваторы - прикладными. И полная чушь говорить, что инноватор не должен бороться за свой проект.

Алексей Тимофеев: Лиля, ты согласна?

Лилия Анисимова: Нет. Инноватор - это ученый, он отвечает за научную разработку, которая будет внедрена, предприниматель отвечает за процесс этого внедрения.

Алексей Тимофеев: То есть инноватор должен найти себе пару?

Лилия Анисимова: Безусловно. Ученому необходима команда, инновационный менеджмент, который, собственно, и должен вывести его разработку на рынок.

Евгений Павлов: Связка инноватор-предприниматель похожа на тандем музыкант- продюсер. Один поет, другой занимается организацией концертов, раскручивает бренд, позиционирует его на рынке. Такова задача коммерциализации - помочь ученому найти того, кто купит его продукт.

Алексей Тимофеев: Насколько трудно инноватору найти такого вот Евгения Павлова? Что надо для этого сделать?

Евгений Павлов: Подумать, где можно применить его изобретение. И писать письма в компании соответствующего профиля.

Тимур Валеев: Как известно, инновационная экономика простой командой сверху не создаётся, это не бороды боярам брить. Объективно в странах с высоким уровнем конкуренции инновации становятся для бизнеса необходимостью - без них он обречен на поражение в конкурентной борьбе. Может ли вообще организация типа "Сколково" повернуть развитие российской экономики - в её нынешнем виде - в инновационное русло?

Борис Коробец: "Сколково" - это всего лишь большой стартап, чтобы поддерживать российские инновации. Это первый шаг к тому, создать новую инфраструктуру, которая будет искать ростки будущих научных внедрений и продвигать их в жизнь. "Сколково" - не самоцель, взяли и построили город в облаках, он красивый, всех манит и живет он своей жизнью. Будет и второе Сколково, в Новосибирске. Лиха беда начало.

Тимур Валеев: Вот вы говорите о жесткой связке науки и бизнеса. Почему же ученых в Совете фонда практически нет - они выведены в отдельный "Консультативный научный совет", а председатели этого совета, Жорес Алферов и Роджер Корнберг, в основной совет даже и не входят?

Борис Коробец: Это такая система управления. Есть менеджеры, а есть ученые, у них разные критерии оценок. Но очень часто они заседают вместе.

Тимур Валеев: И почему до недавнего времени для участия в проекте "Сколково" необходимо было обязательно иметь в команде иностранного специалиста "с авторитетом в инвестиционной и (или) исследовательской среде"?

Анна Бухало: Чтобы было понятно, что проект не скопирован с иностранного. Что, кстати, бывало довольно часто.

Алексей Тимофеев: Насколько вообще легко попасть в Сколково?

Анна Бухало: Легко, поверьте. Хотя далеко не все студенты-изобретатели элементарно способны заполнить форму заявки.

Тимур Валеев: То есть молодому дарованию нужен человек с опытом заполнения этой формы?

Анна Бухало: Ему нужна команда. Один в поле не воин, это нормально. Сами формы нужны для того, чтобы понять, стоящий проект или нет.

Дмитрий Белоконев: Я сам не смог заполнить. Более того - мне не смогла помочь большая команда профессионалов, юристов, менеджеров и так далее. Эти формы специально созданы для того, чтобы ни один изобретатель никогда не пробился ни в Сколково, ни в РосНано, ни куда-то еще.

Иван Охапкин: Я заполнил...

Дмитрий Белоконев: Дайте, дайте же, я пожму вашу руку!

Иван Охапкин: Правда, мой проект не прошел...

Игорь Настенко: Переформулирую вопрос Тимура: зачем нам вообще нужны новые технологии, если экономика не может найти им применение? Ведь очевидно, что в стране отсутствует спрос на инновации. Отечественные компании явно не озабочены их внедрением, они нацелены не на рост оборота, а на получение высокой маржи.

Дмитрий Белоконев: Открою вам страшную тайну: у нас вообще никакого бизнеса нет, не то, что инновационного.

Тимур Валеев: Может быть "Сколково" и его проекты делаются с прицелом на экспорт? Чтобы продавать наши инновации на запад, как мы продаем сегодня нефть и газ?

Дмитрий Белоконев: Разумеется, цель в этом. Нужно захватывать зарубежные рынки.

Игорь Настенко: Мысль спорная: не можем внедрить в своей промышленности - внедрим у конкурентов. И будем потом у них покупать готовые товары. Наш бюджет ничего не получит - налоги они там будут платить. И мы вдвое заплатим... Кстати: почему мы, к примеру, так много покупаем за рубежом сухого молока, когда у нас и свое есть?

Дмитрий Белоконев: Это банально взятки. Из той же серии и инсулин у нас на 99% французский.

Иван Охапкин: Я бы вспомнил здесь Жванецкого: тщательнее надо, когда оно для внутреннего употребления. Потому что наш инсулин колоть невозможно, он аллергенный.

Тимур Валеев: Зайдите в гастроном, вас там ждут бельгийские яблоки. Они что, лучше наших?

Игорь Настенко: Отвратительная вещь.

Дмитрий Белоконев: Сельское хозяйство - это выход, кстати. Отличное поле для внедрения инноваций. Но - попомните мои слова: "Сколково" вообще построено не будет. А пока мы все размышляем про инновации, огромное количество юных дарований валит на запад. Потому что им там проще.

Тимур Валеев: Да, утечку умов никто не отменял. Как недавний студент, обрисую Вам общую схему нашего естественнонаучного образования: студенты в массе делают вид, что учатся, преподаватели - что им верят. Итог: в стране нет развития человеческого капитала. Нет даже простого воспроизводства того, что было. А те 5% толковых студентов, которые пишут путные дипломные на заказ, как правило, едут продолжать обучение на запад и по большей части там остаются. И это их право - жизнь-то у каждого одна, надо реализоваться.

Борис Коробец: Утечки умов давно уж нет.

Смех в зале

Борис Коробец: Есть миграция умов. Люди уезжают, возвращаются, снова уезжают, работают в России на зарубежные корпорации.

Тимур Валеев: Обратная утечка умов действительно имеет место. Но не у нас, а в Индии и в Китае. А наши-то люди не особо возвращаются, и причина все та же - в стране нет спроса на инновации.

Борис Коробец: Это пока.

Алексей Тимофеев: Увы, время передачи подходит к концу.

Тимур Валеев: Тогда мой последний вопрос. Аня, Борис, когда, по вашим прогнозам, будет от "Сколково" ощутимый эффект? Сколько ждать: пять лет, десять, пятьдесят?

Анна Бухало: Думаю, все мы не только увидим "Сколково" построенным, но еще и почувствуем его эффект. А наши дети и внуки будут дальше развивать этот замечательный инструмент модернизации страны. И еще спасибо нам скажут.

Сухой остаток

Тимур Валеев: На этой высокой ноте можно было бы и закончить. Но поскольку "в друзьях согласья нет", попрошу каждого кратко сформулировать свою точку зрения.

Евгений Павлов: Долой комплекс маленького инноватора. Лень заполнять все эти формы - обращайтесь в крупные корпорации типа Гугл и Майкрософт, там нет никаких форм. С вами обязательно пообщаются весьма компетентные люди.

Алексей Тимофеев: Ни одной русской фамилии не назвал. Неспроста это.

Борис Коробец: Я верю, что будущее за инновациями. Другого не дано.

Анна Бухало: Когда я первый раз выходила со своим проектом, у меня был лозунг - будущее за НИМИ - нанотехнологиями, инновациями, молодостью, инвестициями. Сейчас будущее приходит, я его вижу. Да, система не совершенна, но я за то, чтобы мы видели больше позитива и шли дальше.

Иван Охапкин: Я не столь оптимистичен, хотя и надеюсь, что будущее все-таки не за НИМИ, а за нами. Мы не конкурентоспособны во всем, за что ни возьмись. И как с этим быть - большой вопрос.

Дмитрий Белоконев: "Сколково" построено не будет, ни наши дети, ни внуки его не увидят. Инноваторам, конечно, не падать духом, выбирать в своем ВУЗе толкового преподавателя и консультироваться с ним. А потом идти в патентное бюро, получить авторские права и делать дальше все самим - искать инвестора, сделать свой сайт и пытаться продавать через интернет. И тогда, может быть, вас заметят Майкрософт, Гугл или кто-то еще. А государство вам никак не поможет, имейте в виду.

Игорь Настенко: "Сколково" - звучит красиво. Но и только. В СССР снимали столько шедевральных фильмов, чтобы зажечь молодежь на трудовые подвиги. А сейчас одни криминальные сериалы на всех каналах.

Тимур Валеев: Наша молодежь активно не уважает стариков, такой трэнд. Кто у нас в транспорте нагло сидит на местах "Для стариков, детей и беременных женщин", и кто униженно стоят рядом? А инновации - что бы ни говорили про изобретательных студентов-одиночек - это коллективный продукт научных школ, этих иерархий авторитетных стариков, их учеников, учеников этих учеников и т. д. Такова, во всяком случае, вся мировая практика. И тут есть о чем подумать.

Вечерняя Москва